Адаптация - На нелегальном положении (1998)
Один из знаковых альбомов Адаптации. Ну, по крайней мере, мне так кажется. Значительно отличается по качеству от всех предыдущих работ. Не скажу, что он лучше, чем предыдущие, но альбом очень хороший. Опять же, это чисто моё мнение и это не значит, что так и есть на самом деле, вкусы то у всех разные)). Лично у меня любимые альбомы это "Колесо истории", "Парашют Александра Башлачева" и "Запахи детства". Ещё бутлег "Отбой". "На нелегальном положении" уже более "прилизаный" альбом (не в упрёк). Ладно, моё мнение вы услышали, послушаем ваше, пишите в комы. А сейчас слово главному виновнику торжества:
ЕРМЕН АНТИ ОБ АЛЬБОМЕ «НА НЕЛЕГАЛЬНОМ ПОЛОЖЕНИИ»
АДАПТАЦИЯ - «Наш нелегальном положении» (песни 1993-94 гг.)
«Тамаша» - написана в январе 1993 года. Аранжировали с Саней Шизой и с лета того же года стали исполнять на концертах. Песня сразу стала одной из основных в репертуаре группы, в те годы мы часто начинали с «Тамаши» свои выступления. Первая запись — на концертнике «Жестокий гуманизм» (08.1993).
Мне захотелось написать песню, где будет много текста, который будет напеваться или начитываться под монотонный закольцованный рифф и в которой будет короткая, но запоминающаяся фраза-мантра. «Тамашу» с казахского можно перевести как «полный визуальный и духовный ништяк». По музыке «Тамаша» - смесь «The Doors» , гранжа и гаражного ритм-энд-блюза, как мы себе могли это представить на тот момент.
«Это ли революция?». Написал в 1994 г., играл пару раз на квартирниках. Исполнять на электрических концертах стали с января 1998 г. В 2003 году песню перезаписали в Франции для сплита «Punk rock du Kazakhstan». Французская версия песни была ближе к концертному варианту исполнения. Быстрый маршевый ритм, напор в духе «The Clash» и почти шугейзовые гитары должны были сразу настроить европейского слушателя на нужный лад – песня открывала пластинку.
«Панки, хой!». Эта версия гимна постсоветских панков менее мелодична, чем вариант на «Колесе истории», но более аутентична. Именно так «Панки, хой!» звучала на концертах в середине девяностых.
«Дезертир» - песня 1994 года. Строчка «лишь послушно сгинет нелепый мальчик» посвящена одному знакомому из нашей тусовки, который бросил игру в рок-группе и устроился на ведомственную работу. В феврале 95-го акустическая версия «Дезертира» была записана для альбома «Парашют Александра Башлачёва», но в окончательный вариант альбома песня не попала.
«Вальс №1» - написана 8 июля 1994 года в день смерти северокорейского вождя Ким Ир Сена. Через месяц на концерте в Уральске я так и представил «Вальс»: «посвящается памяти Ким Ир Сена». Свою нумерацию вальс получил в следующем году, когда была написана песня «Нас опять наебали», которую по внутренним цензурным соображениям стали называть «Вальс № 2», памятуя о том, что один вальс у «Адаптации» уже был.
«Про дома» - из категории «народных песен». Сочинил весной 1994 г. Для меня это сплав дворовой советской песни и ритмики группы «Sex Pistols», чьим большим фанатом я был в те годы. По странным причинам песня не исполнялась до 1998 года. Сейчас «Про дома…» почти не покидает концертный сет-лист группы. Многие считают эту песню посвящением Башлачеву, я так не думаю, хотя именно после написания этой песни я придумал название «Парашют Александра Башлачёва», которым и окрестил своей первый альбом.
«Будущего нет». Весна 1994 года. Первый хитовый медляк «Адаптации». Классический панковский лозунг «no future», который ассоциируется с анархией и дестроем, здесь предстаёт в контексте лирической баллады, истории жизни и любви. Песня очень нравится девушкам, впрочем, так и должно быть. В этой версии мне не совсем нравится некая «русскороковость» аранжировки, на концертах песня звучит гораздо убедительней.
«Живой» - написана в октябре 93 года. Манифест одиночки. Здесь всё на самом деле всерьёз и о главном. Несколько лет назад песня вернулась в концертную программу в новой аранжировке, которая, на мой взгляд, более подчёркивает и лучше передаёт анархический посыл песни.
«На нелегальном положении» - март 1993 г. К тому времени «Адаптация» уже была запрещена к показу на местном ТВ, нас перестали пускать в некоторые залы, к тому же мы постоянно испытывали проблемы с репетиционными базами. Поэтому эта песня воспринимается мной как реакция на результаты первых контактов с официозом. Такая подготовка себя к долгой жизни в подполье. Впервые была исполнена в актюбинском ДКЖ в мае 93 на акции «Творческая молодежь - детям», организатором которой был мой друг, художник Марат Бекеев, автор обложек ко многим будущим альбомам «Адаптации».
«Безысходность» - февраль 93 г. Никогда об этом не говорил, хотя в тексте песни есть аллюзии на это, но это моё посвящение Янке. Благодарность, ответ, дань уважения за отчаянный драйв и маленький лучик надежды, который есть в её песнях. Песни Янки реально помогали выстоять в те непростые времена.
* * *
Проведя 7 ноября 1997 г. в Актюбинске фестиваль «Октябрьская весна», я на месяц уехал в Москву, так как мной вплотную стал интересоваться местный военкомат. Раньше у меня постоянно были какие-то отмазки для военкомов, но в этот раз уже всё было серьёзно. Пока продолжался осенний призыв, я тоже не терял времени даром: впервые посетил с концертами Питер и Рязань, отыграл сольную акустику в Москве, там же поучаствовал в качестве барабанщика в записи альбомов «Соломенных Енотов» и «Министерства любви». Домой я вернулся к середине декабря и стал собирать новый состав группы. Необходимость в этом назревала давно, так как весь 1997 год мне приходилось рекрутировать на концерты тех, кто, как говорится, был под рукой. Надо сказать, что тусовка Актюбинского панк-клуба на тот момент была не так многочисленна, и людей, умеющих нормально играть на музыкальных инструментах, можно было пересчитать по пальцам.
Состав 1996 года, в котором помимо меня играли Саня Шиза, Лёха Казаченко и Гавр, последний раз вместе выступил 20 февраля 1997 года на концерте, посвящённом 5-летию «Адаптации». На «Октябрьской весне» группа выступила в составе трио, мне подыгрывали участник первого состава группы Сергей Шульгин на басу и Гавр на барабанах. Творческие и бытовые противоречия привели к тому, что на сцену мы вышли в твёрдой уверенности никогда вместе больше не собираться. Есть видео с этого фестиваля - очень злой и отстранённый концерт, а по-другому и не могло быть, учитывая внутренний климат в группе. Задним числом я понимаю, что к тому времени закончилась первая инкарнация группы: я состоялся как автор, группа стала известна не только у себя в регионе, но немного и за его пределами, у нас было два записанных альбома – «Парашют Александра Башлачёва» и «Колесо истории», я закончил институт и определился с тем, чем хочу заниматься в этой жизни. Короче, был пройден некий жизненный этап, за которым должно было возникнуть что-то новое.
Перемены не заставили себя долго ждать. Новыми участниками группы стали Николай Вдовиченко и барабанщик Сергей Щанкин, который музицировал с нами пару месяцев в конце 1993 г. Несмотря на то, что у Ника был не очень большой опыт игры на басу, он быстро включился в процесс, приобрёл бас-гитару «Musima DeLuxe 25» и занялся разучиванием партий. Сергей на тот момент порвал со всякой официальной работой, зарабатывал на жизнь частным извозом и очень хотел играть в группе и ездить на гастроли. Сомневаться в его профессионализме не приходилось, так как Серёга был барабанщиком от Бога. Он нам подходил по манере игры, и с его приходом группа зазвучала на уровень выше.
На первую репетицию мы собрались за несколько дней до Нового года. Очередной базой «Адаптации» стала комната лидера группы «Дети Геббельса» Руса Шека, которая находилась на самом верхнем этаже девятиэтажного дома. Удобство этой квартиры было в том, что она располагалась с края дома, и соседи, которым мы могли бы мешать, были у нас только снизу.
Очень кстати на новогодние праздники в Актюбинск из Оренбурга вернулся Саня Шиза, которого удалось сразу подключить к рабочему процессу.
Несмотря на то, что весь 1997 год группа играла программу, которая впоследствии станет альбомом «За измену Родине», решено было отрепетировать и подготовить к записи песни «Адаптации» периода 1993-94 гг. Вдовиченко и Щанкин были знакомы с материалом, энтузиазма нам было не занимать, так что работа продвигалась довольно быстро. «Это ли революция?» и «Про дома…» - это были единственные из 10 песен будущего альбома, которые нам пришлось разучить и аранжировать с нуля.
Уже 17 января 1998 года, через три недели после начала репетиций, новый состав «Адаптации» отыграл отличный концерт в актовом зале школы № 19. Для меня это был во многом знаковый концерт: там я познакомился со своей будущей супругой, сыграл первый концерт с людьми, которые составят костяк «Адаптации» на следующие пять лет, спел в акустике только что написанные «По дороге домой» и «Встретимся» - песни, которые впоследствии войдут в мой первый альбом нового века - «Джут». Кому интересно, могут поискать в интернете видео этого концерта, там сыгран весь альбом «На нелегальном положении», вроде даже и порядок песен такой же, как на альбоме.
Сразу после концерта Шиза уезжает в Оренбург, и мы договариваемся, что во время его следующего визита в родные края мы постараемся зафиксировать на плёнку отрепетированный материал. Группа тем временем продолжила репетиции и сыграла ещё один концерт в формате трио. В июне позвонил Шиза и сообщил, что на несколько дней приезжает в Актюбинск. Мы начали готовиться к записи.
Домашняя звукозапись зависит от множества факторов, и главный из них - наличие аппаратуры. С этим у нас были проблемы: постоянно надо было выпрашивать у кого-нибудь хороший катушечный магнитофон, гитарную примочку или микрофоны. Чтобы избежать подобного мурыжева, я договорился с Александром Балаковым – местным кабацким музыкантом, который владел небольшой полупрофессиональной студией в городском драмтеатре – что за определённую плату мы запишем альбом на его аппарате. Правда, была опасность неудачи. За год до этого на этой студии мы записали бутлег «Отбой». Мне сильно не понравился звук, который нам поставил сей деятель местного лабух-движения. Хотя разве можно было ожидать от человека, который торчит на «Deep Purple», «Pink Floyd» и Гэри Муре, что он поставит хороший панк-роковый звук? Но выбирать не приходилось, была надежда на то, что за год мы поднабрались опыта и сможем воздействовать на звукаря, чтобы он правильно крутил ручки.
К счастью, Балаков нас кинул, что неудивительно, учитывая наше взаимное недоверие друг к другу. Предполагаю, что это был сознательный поступок – сообщить мне в 12 ночи о том, что запись, запланированная на утро, отменяется. Ситуация была критической, но мне удалось найти выход. Я не стал сообщать остальным участникам группы о таком обломе, а созвонился с нашим бывшим баянистом Виталием «Шебуром» Ширко и предложил ему стать звукорежиссёром нашего альбома. Шебур, помимо того, что играл в своё время в «Адаптации» на баяне, часто отстраивал звук на наших концертах. Он обладал удивительной способностью выжимать приличный звук из советской аппаратуры. И самое главное - он знал (или, вернее представлял), как мы должны звучать в записи. На тот жизненный период Виталий работал учителем музыки в школе, и так как были летние каникулы, то он располагал свободным временем. Он предложил привезти репетиционную аппаратуру к нему домой в однокомнатную квартиру, расположенную на первом этаже хрущёвского панельного дома. Сказано - сделано: в восемь утра мы грузим аппарат и инструменты в машину Серёги и едем в район остановки «Молодёжная». Остальные участники группы были порядком удивлены, узнав, что запись переносится на квартиру, но никто не унывает. Все понимают, что терять нечего, и либо мы запишем альбом сегодня, либо всё отложится на неопределённый срок. Шебур ставит нам одно условие — закончить запись к пяти часам дня, ко времени, когда соседи возвращаются с работы домой.
Монтаж и отстройка аппарата заняли около четырёх часов. Решено было всё писать живьём и в линию, поэтому основная трудность была в озвучке барабанов «Amati». Количество микрофонов было ограничено, поэтому пришлось поставить один микрофон на бочку, один на малый барабан и хэт, и конденсаторный микрофон «МКЭ 271», подвешенный на стойке-журавль, снимал железо и томы. Проблема была в том, что барабанные микрофоны ловили звук гитарного комбика и монитора, через который шли моя гитара, голос и бас. Пришлось развернуть монитор к стене и искать оптимальное расположение для комбика, чтобы мы могли себя нормально слышать. После каждой перестановки мы делали дубль какой-нибудь песни и прослушивали кассету на маленьком китайском магнитофоне. Опыт предыдущих сессий показывал, что именно на таких «бумбоксах» лучше всего прослушивать запись на предмет общего баланса всех инструментов и вокала. В итоге один из дублей нам понравился. После небольшой коррекции звука и очередной перестановки монитора, в результате которой мы с Ником практически перестали себя слышать, мы распечатали дефицитные на тот момент хромовые кассеты «LG». В драмтеатре мы планировали записываться на двукассетную деку «Technics», но в результате вышеописанных событий в нашем распоряжении был только мой магнитофон «Нота МП 220С» – добротный, но отечественный и классом ниже.
Первой записанной песней была «Тамаша». Она была записана со второго дубля и вселила в нас уверенность – настолько легко это у нас получилось, а самое главное нам понравился общий саунд. Шебуру удалось, вопреки технической нищете и законам звукозаписи, поставить нам гаражный звук, близкий к концертному звучанию группы. За следующие два-три часа мы записали ещё 7 песен: что-то удавалось зафиксировать с одного дубля, что-то с двух или трёх - из-за того, что иногда приходилось немного корректировать звук и баланс гитары. Окно комнаты, где происходила запись, выходило на оживлённую улицу, и звуки нашего музицирования привлекли внимание окрестных мальчишек. Прямо под окном был козырёк, который закрывал вход в подвал дома, и, забравшись на него, пацанва пыталась рассмотреть, что же там происходит за окном. А за окном стояли барабаны, и Серёге Щанкину пару раз приходилось повышать голос и произносить тирады в манере армейских сержантов, после чего детвора на какое-то время разбегалась.
Последними незаписанными песнями оставались «Безысходность» и «Живой», и тут выяснилось, что у меня подсел голос. Большое количество дублей и пение под грохот барабанов (кроме них и соло-гитары ничего не было толком слышно) дали о себе знать. Тут очень кстати в гости к Шебуру зашли молодые панки из группы «Дети Геббельса», среди которых был и наш будущий барабанщик – Ибрагим Джанибеков. Парни сгоняли в магазин и купили бутылку перцовой настойки, я выпил пару рюмок и на приходе очень одухотворённо спел две оставшиеся песни, а заодно и «Кайфа больше нет», записать которую предложил Серёга Щанкин. Уж очень он любил эту песню и хотел иметь у себя в фонотеке. Это был новейший боевик, исполнявшийся до этого на концертах всего пару раз.
Альбом был записан. Несмотря на спартанские условия и некоторую спонтанность происходящего, запись передавала настроение песен, в ней были драйв, кайф, анархия и дыхание молодости.
Через несколько дней я смонтировал альбом на двухкассетной деке «Technics». Альбом получил название «На нелегальном положении» - по названию песни и по общему ощущению времени. Группа находилась в глубоком и сознательном андеграунде – никаких контактов с официозом, подпольные концерты, полный D.I.Y. в одиночной камере бытия. Порядок песен был определён мною заранее. Версию песни «Кайфа больше нет» решили распространять бонусом к альбому. Специально для альбома я сделал на обычный фотоаппарат-мыльницу снимок недостроенного девятиэтажного дома. Этот долгострой украшал въезд в Актюбинск со стороны России много лет, пока его наконец-то не достроили во времена стабильности и процветания.
Изначально альбом распространялся в магнитиздате. В 2001 году московское издательство «Выход» выпускает «На нелегальном положении» на кассете. В 2008-м «Выргород» издал альбом на компакт-диске.